…чить бабки на командировочные расходы, в Мокву приканали препы риторики и культуры базара из разных городов страны В докладах тусовщиков прозвучала куча хиповых приколов, которые по жизни заинтересовали слушателей и вызвали как классную дискуссию, так и отдельные наезды на докладчиков Почти никто из выступавших в натуре не грузил аудиторию и не тормозил в ходе дискуссии. Участники тусовки тащились и торчали не только от докладов, но и от четкого трепа в кулуарах. Короче, все было ништяк. В результате тусовки все привалившие в универ пришли к единодушному выводу хреновом, блин, уровне культуры базара у наших соотечественников.
§2. Языковая личность и речевая субкультура
Основным пространством речетворчества становится бытовое коммуникативное взаимодействие языковых личностей. Эта «низкая» речевая стихия несет в себе общенародные фольклорные формы словесности, которые в сознании носителей языка присутствуют на полуосознанном уровне. Индивидуальный опыт языковой личности формируется в столкновении ее с другими говорящими людьми, в овладении ею чужими высказываниями. Любой человек обитает в мире текстов. Есть тексты, понимание которых необходимо ему для достижения различных социально значимых целей: учебы, науки и т. д. Но есть тексты, которые
187
проникают в сознание языковой личности помимо ее воли. Они просачиваются в память, всплывая в речевом поведении в виде обкатанных цитат, готовых формул. Эти тексты формируют особую область народного коллективного творчества, которая носит название речевой субкультуры.
Речевая субкультура существует в сознаниях носителей языка в виде цитат, выхваченных из каких-либо текстов, из разнообразных коммуникативных ситуаций. Такие фразы передают экспрессию того контекста, осколком которого они являются; они несут в себе эмоциональную память о речевом акте, их породившем. Главное условие вхождение фразы в субкультуру - общеизвестность социально-речевого контекста, в котором она возникла. Когда-то А. А. Ахматова писала: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». О речевой субкультуре то же самое можно сказать с тем же, если не большим на то основанием. В ее состав может войти цитата из любого самого непрестижного (и даже непристойного) источника.
Возьмем, к примеру, анекдот. Это, пожалуй, наиболее интенсивно развивающийся ныне жанр устного народного творчества. Расцвет его связан с особым статусом противовеса официальному единомыслию, насаждаемому в тоталитарном государстве. Короткий, передаваемый из уст в уста, анекдот стал мгновенной реакцией на любые проявления жизни социума. Он охватывает самые разные сферы человеческого быта и бытия - от вечных интимно-сексуальных до сиюминутных политических. Из анекдотов в речевую субкультуру вошло множество фраз, словечек, кусочков текста и т. п. Приведем некоторые образцы.
«Трамвая жду» - говорится в ответ на вопрос «Что ты тут делаешь?». Из анекдота о муже, заставшем любовника жены в спальне.
«Ничего себе - сходил в булочную» - говорится в ситуации возникновения неожиданной неприятности. Из «чернухи» про отрезанную голову, которая разговаривает со своим телом, лежащим на рельсах.
«Ни мне «здравствуй», ни тебе «спасибо» - об отсутствии благодарности за услугу. Из анекдота о муже, неожиданно вернувшемся из командировки и чуть было не сбитым с ног выбежавшем из спальни жены молодым человеком.
«Какой ты, Илюша, добрый, когда трезвый» - говорится в ответ на проявление участия лицом к такому участию не распо-
188
ложенному. Из анекдота об Илье Муромце, проснувшемся утром в стране, несущей следы разрухи и вражеского нашествия. Фраза принадлежит Бабе Яге, которую Илья Муромец спрашивает о причинах разорения.
Другой источник субкультуры - средства массовой коммуникации и, особенно, - телевидение. Наиболее показательна в этом смысле телереклама, загоняющая в подсознание зрителей названия фирм, товаров и услуг. Вбирая в себя тексты рекламы, субкультура придает им буффонную смеховую тональность. Вот лишь некоторые из вошедших в субкультуру фраз: «Ну, очень смешные цены» («Русская Америка»), «Баунти! Райское наслаждение»; «До первой звезды нельзя Ждем-с» (Банк «Империал»), «Ваша киска купила бы «Вискас», «- Ты где был? - Пиво пил», «Вроде только сели (пиво «Толстяк»), «Не дай себе засохнуть» («Спрайт») и т. д.
Речевая субкультура являет собой разновидность языковой игры. А потому самым плодотворным ее источником становятся многочисленные «смеховые» телепередачи, число которых за последнее время значительно выросло. Характерно, что в широкое употребление чаще всего входят не сатирические политизированные репризы, а фразы, просто смешные, типа: «Аля-улю, гони коней», «Ну, вопрос, конечно, интересный», «Вчера раков видел, по пять рублей. Но больших. А сегодня - по три Но - маленькие», «Но у нас с собой  было», «Мужик, ты сам понял, что спросил?» и т. п.
Любопытно то, что субкультура ассимилирует и высказывания, не имеющие развлекательно-смехового содержания. Народное сознание трансформирует контекстную семантику подобных фраз, насыщая ее травестийно-веселыми коннотациями. Примером подобного употребления могут служить отрывки из выступлений политических деятелей.
«Процесс пошел», «И это надо понимать» (М Горбачев), «Не могу поступиться принципами» (Н Андреева), «Борис! Ты не прав» Лигачев), «Хотели как лучше, а вышло как всегда», «Я далек от мысли (В. Черномырдин), «Двое пернатых в одной берлоге не живут» (А. Лебедь); «Будем мочить террористов в сортире» (В Путин) и др
Значительный объем языкового материала входит в субкультуру из популярных песен. Многократное повторение текста какого-нибудь шлягера приводит к впечатыванию в языковое сознание ключевой фразы, обычно расположенной в припеве. «Ты морячка - я моряк, ты рыбачка - я рыбак; ты - на суше, я - на море Мы не встретимся никак» - простота формулы песни Олега Газманова, ее повторяемость облегчает проникновение и за-
189
крепление ее в субкультуре. Приведенный образец можно пополнить и другими примерами: «Не сыпь мне соль на рану», «Еще не вечер», «Эх, Леха, Леха! Мне без тебя так плохо!», «Я возвращаю ваш портрет», «Но вы вдвоем, но не со мною», «Не падайте духом, поручик Голицын» и т. д.
Сюда же относятся песни из кинофильмов и мультиков:
«Главное, чтобы костюмчик сидел», «Если у вас нет собаки, ее не отравит сосед», «Судьбе не раз шепнем: «Мерси боку», «А бабочка крылышками - бяк-бяк-бяк», «А на кладбище все спокойненько», «Эх, жизнь моя - жестянка. А ну ее в болото!», «Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет», «Ох, рано, встает охрана» и т. п.
Много цитат входит в субкультуру из так называемой бардовской песни. Причем более всего ее обогатили тексты В. С. Высоцкого, этого «шансонье всея Руси». Возьмем наугад: «Обидно мне, досадно мне - ну ладно», «То ли выпь захохотала, то ли филин заикал, на душе тоскливо стало у Ивана-дурака», «Если друг оказался вдруг и ни друг, и ни враг, а так», «Ну, а Вологда, она - вона где», «Друг, оставь покурить, а в ответ - тишина», «Дамы, господа, я потрясен и смят», «Куда там Достоевскому с записками известными», «Жираф большой: ему видней», «Ох, где был я вчера. Не найду днем с огнем», «Ты, Зин, на грубость нарываешься» и т. д.
Разумеется, субкультура вбирает в себя и слова из песен других бардов. Однако произведения Высоцкого по масштабу проникновения в самые широкие области неофициального языкового пространства, по степени распространения, растворения в речевой культуре масс есть явление беспрецедентное. В чем, если задуматься, секрет всенародной природы творчества этого автора? Конечно, не последнюю роль в популярности певца играли официальная непризнанность и полуфольклорный характер распространения его песен. Но официально были не признаны и другие барды, между тем их известность куда меньше. Дело тут, очевидно, в другом.
Высоцкому в своих песнях удалось воссоздать мифопоэтическую модель народного мироощущения. Многообразие тем, затрагиваемых в его песнях, представляет собой разные грани бытия нации. Но важнейшей предпосылкой принятия «простым», так сказать, народом текстов великого барда стало наличие в них архетипов народно-карнавальной смеховой культуры в бахтинском понимании этого термина.
Песни Высоцкого находились в оппозиции к официально-парадной советской словесности, но они не были злой сатирой на
190
режим по преимуществу. Отражая разные стороны бытия социума, они создали особый карнавальный перевертыш, народно-смеховую интерпретацию фактов и событий этого бытия. Смех же, звучащий в произведениях народного любимца, чаще всего направлен на лирических сказовых героев песен. Это не отрицающий, бичующий смех сатиры, а веселый смех над самим собой, то, что М. М. Бахтин называл «карнавальным самоосмеянием».
Речевая субкультура есть выражение коллективного мироощущения. Оно заряжено жизнеутверждающей энергией коллективного бессознательного, которая объединяет людей, которая несет в себе ощущение бессмертия, непрекращающегося бытия коллектива. Это миросозерцание связано с народной смеховой философией, основанной на радостном, веселом восприятии мира. Поэтому, попадая в бурлящий котел народного речетворчества, осколки текстов обретают в нем животворный смеховой привкус.
Далеко не случайным выступает тот факт, что источником субкультуры часто становятся именно смеховые произведения, будь то художественная проза или кинокомедии. Кстати сказать, отечественные кинокомедии - ценнейший донор субкультуры. Здесь можно привести массу примеров: «Свободу Юрию Деточкину, «Тебя посодят, а ты не воруй» («Берегись автомобиля»), «Бухти шие, как наши корабли бороздят Большой театр», «Шурик, а может, не надо? - Надо, Федя, надо!» («Операция Ы»), «Студентка, спортсменка, комсомолка!», «Короче, Склифосовский», «Жить, как говорится, хорошо! А хорошо жить - еще лучше», «Грешно смеяться над большими людьми» («Кавказская пленница»), «По утрам шампанское пьют или аристократы, или дегенераты», «Бабе - цветы, дитям - мороженое». «Федя, ты дошел до нужной кондиции?», «За чужой счет пьют даже язвенники и трезвенники» («Бриллиантовая рука»), «Редиска -нехороший человек», «Кушать подано: садитесь жрать, пожалуйста» ("Джентльмены удачи»), «Хорошо сидим», «Говорил ему: красное с белым не смешивать, а он- коктейль, коктейль» («Осенний марафон») и т. д. и т. п.
В подавляющем большинстве источником субкультуры становятся произведения, принадлежащие и к смеховой ветви литературы. Приведем примеры: «Гигант мысли и отец русской демократии», «Киса, вы пощляк. Кобеляж в вашем возрасте опасен для здоровья», «Страдал Гаврила от гангрены, Гаврила от гангрены слег», «Лед тронулся, господа присяжные заседатели», «А может быть, тебе еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?», «Шура, восстановите, пожалуйста статус кво», «Не делайте из еды культа», «Я это сде-
191
лая не ради правды, а ради истины» (И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев». «Золотой теленок»); «Сижу, никого не трогаю, починяю примус», «Стало быть, так-таки и нет», «Сиживали за столом, не беспокойтесь, сиживали», «Посмотрите на мой профиль в лунном свете» (М. Булгаков «Мастер и Маргарита») и т. д.
Языковая игра в обыденной речи обычно воспринимается как нормальное положительное явление. Она вспыхивает веселыми искорками в живом повседневном общении людей. Эти творческие импульсы не исчезают бесследно: накапливаясь в речевой памяти коллектива, они загораются ярким пламенем народного словотворчества, способного изменять языковую картину нации.

Часть 3 Возрастная психолингвистика (Онтолингвистика)
Более ста тридцати лет назад один из виднейших отечественных лингвистов А. А. Потебня обратил внимание на то, что маленький мальчик, разглядывая электролампочку, назвал ее «арбузиком». Этот факт стал для ученого поводом для серьезного его обсуждения в книге «Мысль и язык», которое привело к важным заключениям. Казалось бы, ничего особенного здесь нет: ребенок не знал названия нового для него предмета, усмотрел сходство внешней формы («нечто шарообразное») двух разных объектов и перенес известное ему слово для обозначения нового предмета. Однако, к тому, что мы только что объяснили, надо было самостоятельно придти: нигде об этом еще никто не писал. А ведь в этом частном случае заключены многие закономерности, одна из которых - мотивация нового значения слова, развитие многозначности слова (полисемия). Вряд ли А. А. Потебня знал в то время, что сходство формы предметов лежит в основе возникновения немецком языке аналогичного названия для электролампочки - Gluhbirne или просто Birne («горящая груша», «груша»), И уж совсем не мог знать, что через сто лет в профессиональный язык всех радиотехников войдет слово «желудь» как обозначение больших радиоламп для портативных радиоприемников того времени. Между тем, издавна различные научно-технические термины образуются по этому принципу - из повседневной лексики, обладающей конкретно-образным значением. Достаточно вспомнить здесь только несколько таких терминов: «пальцы» (для детали двигателя), «зуб» (для зубчатой передачи), «лопатка» (кость), «глазное яблоко», «мышь» и «окно» (для компьютерной технологии), «люлька» (часть пушки) и др.
За сто лет до появления психолингвистики А. А. Потебня прозорливо заметил, что языковеды должны заниматься психологией, чтобы понимать характер связи мышления и языка, когда они исследуют языковые явления. Ученый даже назвал отрасль языкознания, которая нужна лингвистике - «лингвистическая психология». От этого сочетания один шаг до «психолингвистики». Кстати, ее первым предметом в середине этого века стали проблемы овладения речью (на родном и иностранном языках), а объектом - явление детской речи. К настоящему времени область
193
знаний, охватывающая проблемы речевого онтогенеза, претендует на выделение в самостоятельную исследовательскую дисциплину - возрастную психолингвистику (ее еще называют онтолингвистикой, или лингвистикой детской речи), которая со временем должна войти в сферу антропоцентрического языкознания как равноправная с психолингвистикой наука.
Глава 1 Овладение языком как системой
§1. Вопрос о врожденном характере языковой способности человека.
Языковой способностью в психологии и лингвистике считается способность человека к порождению и восприятию речевых произведений. Откуда берется у ребенка такая способность? Передается она по наследству или же становится результатом его психического развития? В современной науке пока еще нет единства в решении вопроса о характере генетической предрасположенности человека к языку. Наблюдая ребенка, мы сталкиваемся с чудом: за какие-нибудь три-четыре года он сам, практически без посторонней помощи овладевает такой сложнейшей коммуникативной системой, какой является наш язык. Трудно поверить, что у появившегося на свет младенца нет генетических предпосылок к языковой способности. Подобные соображения приводили многих ученых к гипотезе о врожденных знаниях, которые обеспечивают усвоение языка. Так, знаменитый американский языковед Ноэм Хомский предположил существование в сознании новорожденного глубинных синтаксических структур, облегчающих овладение языковой системой. Традиция в зарубежной науке, берущая начало от крупнейшего психолога нынешнего столетия Ж. Пиаже, связывает овладение языком с развитием интеллекта. Большинство отечественных ученых склоняются к мысли о том, что корни языковой способности лежат не в самом языке, а в отношениях объективной действительности и деятельности человека.
Для того, чтобы хоть немного прояснить этот вовсе не простой вопрос, рассмотрим некоторые факты.
Проблема генетической наследуемости языковой способности возникала перед людьми и в древности. Она толкала восточных
194
владык, наделенных неограниченной властью, на жестокие и порой бесчеловечные эксперименты. Один их таких опытов описан в «Общей истории империи монголов». Некий хан Акбар захотел узнать, какой язык является самым древним. По его мысли, таким языком должен быть тот, на котором дети заговорят, даже если их не обучать никакому языку. Чтобы проверить свою, как бы мы сейчас сказали, «гипотезу», он приказал собрать двенадцать грудных младенцев самых разных национальностей и заключить их в замок. Дети были отданы двенадцати немым кормилицам. Немой привратник охранял ворота замка, куда под страхом смерти никто не должен был заходить. Когда дети достигли двенадцатилетнего возраста, хан велел привести их к себе во дворец Сюда же были приглашены эксперты, знатоки древних языков: древнееврейского, арабского, халдейского, санскрита и т п. Однако результаты «эксперимента» удивили и разочаровали присутствующих: дети не говорили вовсе ни на каком языке Они научились у своих кормилиц обходиться без языка и выражали свои желания и чувства жестами, которые заменяли им слова. Дети были дики и пугливы и представляли собой весьма жалкое зрелище...
Другой подобный эксперимент, если так можно выразиться, неоднократно проводила сама жизнь. В науке он известен как "феномен Маугли». Наиболее известным опытом такого типа был описанный во многих учебниках случай с двумя девочками, найденными в 1920-м году индийскими охотниками в джунглях. Девочки жили вместе с волками в волчьем логове. Старшей на вид было лет семь-восемь, младшей - около полутора лет. Индийский психолог Рид Сингх взял на себя воспитание детей, назвав старшую Камала, а младшую - Амала. Оказалось, что дети были потеряны родителями и затем каким-то образом приняты в волчью стаю и воспитаны волчицей. По своему поведению девочки были похожи на волков: бегали на четвереньках, обнюхивали пищу, огрызались и даже выли по ночам по-волчьи. Они не умели ходить вертикально и совершенно не могли говорить. С огромным трудом дети усваивали человеческие привычки. Младшая, Амала, умерла через год. Старшая, Камала, прожила еще около десяти лет. Лишь через три года она стала произносить звуки человеческой речи; первое же предложение она сумела произнести лишь после пяти (!!) лет жизни с людьми. Говорить как следует Камала так и не научилась и к семнадцатилетнему
195
возрасту правильно употребляла всего 40 слов. Полностью сделать человеком ее не удалось...
Сходные с описанными выше причины вызывают тяжелейшее расстройство развития психики, которое получило в науке название синдром госпитализма, т. е. нарушение интеллектуально-речевого развития, вызванное недостатком коммуникативно-эмоционального воздействия взрослых на ребенка в раннем детском возрасте. Чаще всего подобное явление наблюдается в детских приютах и т. д., т. е. в местах, где содержатся дети-сироты. Оно даже становится причиной повышенной смертности детей в таких учреждениях. В тех же случаях, когда дети все ж таки выживали и вырастали, они впоследствии демонстрировали отставание в своем психическом и речевом развитии.
Итак, первый вывод, который мы можем сделать на основе приведенных выше фактов: конкретный национальный язык по наследству не передается.
При справедливости приведенной формулировки необходимо отметить и факты иного порядка. Прежде всего мы можем констатировать скорость овладения любым здоровым малышом языком его родителей. Это происходит само по себе без специальных усилий со стороны взрослых. Между тем многочисленные опыты обучения животных (даже высших приматов) языку людей успехом не увенчались.
Важным фактом, свидетельствующим о предрасположенности человека к звуковой коммуникации, - наличие в мозгу специальных зон, которые отвечают за порождение и формирование речи. Зоны эти, как мы помним, впервые были открыты во второй половине 19 века. Центр, который руководит моторной реализацией речи (зона Брока), находится в лобной части левого полушария мозга; центр, отвечающий за восприятие и понимание речи (зона Вернике) располагается в височной части того же полушария.
Еще одним аргументом, свидетельствующим о существовании наследственных механизмов овладения речью ребенком, можно считать некоторые особенности голосового развития, подробнее о которых мы поговорим чуть позже. Прежде всего - наличие стадии гуления, которая представляет собой вокализации, необходимые для разминки, тренировки речевого аппарата, подготовке его к дальнейшему овладению звуковой речью. Этой стадии нет ни у каких (даже самых развитых) животных. Нет у них и стадии лепета, который на ранних стадиях своего проявле-
196
ния включает в себя звуки самых различных языков (носовые, гортанные, щелкающие и т. п.), В самом раннем периоде голосового развития (где-то с одного месяца) у ребенка начинает работать на бессознательном уровне имитативный комплекс, который заставляет малыша подражать мимическим и, несколько позже, голосовым проявлениям поведения окружающих его людей. Возможно именно этот комплекс позволяет адаптироваться человеческим детям в среде животных («комплекс Маугли»). В любом случае ясно, что кроме безусловных рефлексов, связанных с жизненно важными функциями (глотание, сосание, хватание и т. д.) ребенок имеет и некую программу овладения языком, "языковой инстинкт».
Теперь мы уже можем сделать вывод о возможности генетически передаваемой способности к языку: при том, что конкретный национальный язык по наследству не передается, способность к овладению любым национальным языком является врожденной.
§2. Дословесный период речевого развития ребенка
Появившись на свет, младенец испытывает то, что психологи называют кризисом новорожденности. И в самом деле, в одно мгновение изменяются все привычные условия его обитания: из влажной среды ребенок переходит в среду воздушную; изменению подвергаются система питания, кислородный обмен. Все это не может не вызвать сильного стресса, последствия которого преодолеваются первый месяц жизни. В это время интерес новорожденного к окружающему миру сильно ослаблен. Как же начинают проявляться первые признаки языковой личности? как начинается путь усвоения системы коммуникации?
Человек рождается с несомненными предпосылками к овладению речью: он обладает слухом, он сразу же издает крик при рождении - это его первая неосознанная фонация; он обладает рядом инстинктов и безусловных рефлексов, позволяющих ему реагировать на мир зрительно, осязательно, обонятельно и вкусом. Врожденным, например, является хватательный рефлекс и развивающаяся способность фиксировать взгляд на том или ином предмете. Лицо и все тело ребенка приспособлено для выражения первых (пока еще примитивных) эмоций, сигнализирующих о его состоянии. Позднее появится жест «дотягивания и обладания»,
197
связанный с объектом, привлекшим его внимание. Этот момент станет фундаментальным в становлении жестикуляции в целом: жест «дотягивания» вместе с мимикой и движением глаз впоследствии будет сокращаться и превращаться в указательный жест, который сохранится на всю жизнь. Безусловный рефлекс ощупывания ближнего предмета со временем превратится в описательный жест, как бы повторяющий контуры представляемого объекта («круглый», «квадратный», «большой» и пр.). Весь первый год своей жизни ребенок старательно преобразует полученные по наследству рефлекторно-двигательные реакции - крик, хватательный рефлекс, поворот головы, направление взгляда и т. п. - в знаковые (протознаковые) средства общения. Превращение рефлекса в знак можно проследить на примере младенческих криков.
Крик - инстинктивная оборонительная реакция ребенка на любой испытываемый им дискомфорт: голод, жажду, боль, мокрые пеленки и т. п. Поначалу крик ни к кому не обращен. Однако довольно скоро на рефлекторном уровне младенец устанавливает связь между собственным криком и последующим устранением возникших неудобств. Крик обретает адресата, он делается прерывистым. Ребенок подаст голос и ждет: услышали ли его призыв. И если в течение паузы ничего не меняется - никто не подходит к кроватке, - крик возобновляется, иногда - с усилением экспрессии. Так крик обретает знаковые функции.
Другая рефлекторная реакция новорожденного - улыбка. Биологический смысл улыбки не прояснен до сих пор. Опрос многих молодых мам показал, что улыбка появляется на лице младенца в первые дни его пребывания на свете. Однако, как и крик, она поначалу не имеет адресата. Первое время улыбка -лишь физиологическое проявление удовольствия. Но уже после трех недель жизни ребенка она приобретает черты психологически обусловленного поведения: она становится своего рода жестом, адресованным взрослому. Впоследствии она войдет в «комплекс оживления» - радостную реакцию на появления в поле зрения младенца любого взрослого - и где-то к трехмесячному возрасту приобретет инструментальную функцию: будет направлена на то, чтобы вызвать ответную реакцию.
Итак, физиологические, генетически наследуемые рефлекторные двигательные проявления становятся первыми протознаками, в совокупности образующими то, что известный специалист
198
по детской речи Е. И. Исенина называет протоязыком, т. е. первичную дословесную систему коммуникации. Отметим еще раз, что протоязык имеет невербальную паралингвистическую природу. Он состоит из жестов, мимических движений, манипуляций с предметами, неречевых звуков и т. д.
Основой протоязыковой системы являются жесты (их еще называют кинезнаками). Психологи выделяют два типа кинезнаков, " которые используются младенцами для передачи каких-либо желаний.
1. Знаки, которые изобретались ребенком в процессе общения. Это изобразительные знаки, которые не имеют социально-фиксированной формы (указание, отталкивание и т. п.).
2. Паралингвистические жесты, которые составляют часть речевого поведения, присущего именно данной культуре. Эти знаки появляются несколько позже и могут отличаться у различных народов. Например: у русских согласие обозначает кивок головой, у болгар и турок - отрицание; русские, помогая себе при счете, загибают пальцы, начиная с мизинца, европейцы и американцы - разгибают, начиная с большого пальца; и т. п
Невербальные протознаки составляют основу речевой деятельности ребенка первые два года его жизни. С появлением "нормального» словесного языка они не исчезают вовсе, а уходят вглубь языкового сознания становящейся личности. Уйдя внутрь, протоязык образует базис для формирования особого языка интеллекта, который, как мы уже говорили, Н. И. Жинкин называл универсально-предметным кодом. Позже эта система будет совершенствоваться вместе с языком, влияя на процесс порождения
Параллельно с формированием и функционированием протоязыка происходит голосовое развитие ребенка, которое на первых порах осуществляется в рамках наследственной программы.
Стадии голосового развития ребенка.
Стадия крика длится первые два месяца жизни человека. С физиологической точки зрения, крик младенца представляет собой оборонительную реакцию на любой физический дискомфорт. Его невозможно разбить на отдельные составляющие компоненты, выделить в нем те или иные звуки. При этом вокализации новорожденного бесконечно вариативны: ни один ребенок не кричит одинаково дважды и нет двух детей, которые кричат похоже. Голосовые связки не принимают участия в порождении
199
крика: производство звука здесь связано с работой дыхательного аппарата, в первую очередь - диафрагмы. При работе диафрагмы голосовая щель или широко открыта, или спазматически сжата. Это создает предпосылки для появления звуков, подобных гласным или согласным. Однако анализ этих звуков показывает, что они не имеют ничего общего ни с гласными ни с согласными звуками. Они так же бесструктурны, как и звуковые сигналы животных.
Стадия крика имеет важное значение для координации дыхательного и голосового аппаратов; она готовит почву для последующего развития интонации голоса, для активизации артикуляторного аппарата.
Стадия гуления и гукания (2-3 мес. -4-5 мес). Как и крик, гуление и гукание суть реализация наследственной программы голосового развития: они не предполагают «обратной связи» и характерны даже для глухонемых от рождения детей. Внешне гуление представляет собой фонацию дослогового типа, монотонную вокализацию, напоминающую воркование голубя. Гукание - это короткие звуковые реакции, представляющие собой звукокомплексы типа: агу, убу; эгн, экх, эбм и т. п. И гуление и гукание развиваются на базе генетических предпосылок, которые связаны с рефлексами дыхания, сосания, глотания.
Основная функция гуления (гуканья) - выражение положительных эмоций. Гулит и гукает ребенок тогда, когда он испытывает комфортное состояние. В речевом развитии ребенка гуление (и гуканье) выполняют роль тренировки (разминки) речевого аппарата, Необходимого для последующей речевой деятельности.
Параллельно с гулением и гуканьем в этот период голосового развития продолжает функционировать крик, который трансформируется в плач и вскрики. Плач становится средством выражения отрицательных эмоций. Вскрики реализуются в ситуациях неожиданных отрицательных контактов с внешним миром: испуг, неожиданная боль и т. п.
Стадия лепета (4-5 - 19-20 мес.) Лепет представляет собой слоговые фонации, где чаще всего производятся удвоенные слоги типа «да-да», «ма-ма», «ба-ба» и пр.). На ранней стадии лепетного развития ребенок произносит звуки, которые есть в самых разных языках, и даже звуки, которые не свойственны человеческой речи: щелканье, бульканье, фырчание, птичий щебет и т. п.
200
Голосовая эволюция в лепетный период подчинена действию имитационного рефлекса. В этом ее принципиальное отличие от гуления: теперь уже, помимо «разминки» мускулатуры речевого аппарата, начинает работать и слуховой анализатор. Важнейшая роль здесь принадлежит механизму, называемому эхолалией -бессознательному подражанию звукам слышимой ребенком речи. При этом сначала ребенок в своих вокализациях «подражает» самому себе. Такое явление носит название аутоэхолалии. Механизм ауто- и эхолалии реализуется на слоговом уровне: младенец повторяет не звуки и не слова, а слоговые образования. На его основе в вокализациях ребенка появляются всем известные слова: папа, мама, няня, дядя, тетя и т. п. Сам ребенок в эти псевдослова не вкладывает никакого смысла. Взрослые позаимствовали эти звуковые оболочки для обозначения близких для малыша родственников. Подобные лексемы есть в разных языках, но могут отличаться по значению. Так, в грузинском языке дада - отец, нана - мать и т. п.
«Работа» механизма эхолалии протекает в согласии с общим имитативным рефлексом: посторонние, чуждые для данной речевой среды звуки «отсекаются», собственные же вокализации "подгоняются» под слышимую речь. К шести-семимесячному возрасту в лепете младенцев уже хорошо представлены фонетические особенности языка, на котором говорят окружающие ребенка взрослые. Об этом свидетельствуют опыты американские ученых, записавших на магнитофон лепет детей: американцев и китайцев. Запись предлагалась для прослушивания американским и китайским студентам, которые безошибочно узнали вокализации своих соплеменников.
В развитии лепета слуховой и речедвигательный анализаторы работают во взаимосвязи. Важнейшую роль приобретает слух, который позволяет ребенку воспринимать звучащую речь окружающих и сличать (на бессознательном уровне) с ней собственное звукопроизношение. Очень важно, чтобы родители обращали внимание на состояние органов не только речи, но и слуха именно в этот период жизни их ребенка. Недостатки слуха (например, серные пробки в ушах) могут стать причиной необратимых или трудно устранимых дефектов речевого развития.
Интонация и ритм в дословесном периоде развития речи.
Уже в крике новорожденного намечается определенный интонационный рисунок. Интересно то, что интонация младенческого
201
крика сохраняется и впоследствии воспроизводится в плаче детей более старшего возраста и даже в плаче взрослых (особенно - у женщин). Эта первая интонация становится средством однонаправленной коммуникации: взрослый (мать) «заражается» чувствами, которые передаются интонационно. Уже к концу 1-го месяца жизни ребенка его мать может по характеру крика распознать причину недовольства своего чада.
Позже, в результате взаимодействия со взрослыми, младенец усваивает другие виды интонационной выразительности. С 2-го месяца в его вокализациях появляется интонация свободного гуления; с 3-го - интонация радости. К 6-му месяцу интонация радости начинает подразделяться на радостные восклицания и звуки, выражающие удовольствие. С 7-го месяца в фонациях ребенка появляется интонация просьбы, а с начала второго года жизни - интонация вопроса.
Развитие интонационных возможностей ребенка в дословесный период его речевого развития связано с расширением его социального кругозора. Наблюдения ученых показали, что в разных коммуникативных ситуациях интонация звуковых проявлений ребенка меняется. Он начинает выделять типические ситуации речевого общения в целом, как интонационно завершенные. При этом ребенок ориентируется на коммуникативную ситуацию в целом, на бессознательном уровне выделяя для себя элементарные речевые жанры. Как справедливо писал М. М. Бахтин, «интонация плюс соответствующая ситуация -… Продолжение »