|
|
В первой главе «Лингвистика и теория самоорганизации систем» В.А. Пищальникова обозначает основные тенденции современных лингвистических исследований. Во-первых, это разработка методологии изучения языка как самоорганизующейся системы – системы, стремящейся к оптимальному равновесию и целостности. Во-вторых, выделение в языке единиц и категорий, способных противостоять средовым факторам, обнаружение «базовых переменных», позволяющих языку сохранять состояние неустойчивой стабильности. В-третьих, аргументация положения о континуальности смысла речевого произведения и возможности выражения этой континуальности разными языковыми единицами, функционально приобретающими доминантность в процессе самоорганизации речевого произведения. В-четвертых, исследование формы текста как природного объекта; изучение ритма и повтора как физических свойств речепорождения; обоснование понимания цикличности структуры текста как способа дистантного разрешения функциональной асимметрии. При этом текст рассматривается как результат процесса самоорганизации, фиксированный в структуре текста.
В 1998–2006 гг. в России, как указывает В.А. Пищальникова, опубликовано несколько исследований, авторы которых рассматривают язык как самоорганизующуюся систему. Это исследования В.Н. Базылева, Н.Л. Мышкиной, Эв, Губернаторовой, М.М. Черновой, Е.В. Рыловой, Н.В. Дрожащих, М.М. Тонковой, Г.Г. Москальчук, А.Ю. Корбут, К.И. Белоусова, И.А. Герман и др.
Если проводить антропоцентрический принцип в изучении языка последовательно, указывает автор главы, то придется признать, что язык – не просто специфическое свойство человека, но свойство, принципиально неотделимое от человека как биологического существа. И тогда анализ речевой деятельности как специфического научного объекта необходимо будет осуществлять на основе определяющего принципа, организующего деятельность человека (с. 12).
В связи с этим в современной науке актуализировались проблемы корпореальной семантики, или в терминологии психолингвистов – психосемиотики телесности. Они рассмотрены, например, в ряде работ А.А. Залевской. Наиболее существенными положениями концепции А.А. Залевской, считает В.А. Пищальникова, следующие. «Язык ничего не значит сам по себе, он паразитирует на невербальных знаках, которые представляют собой тактильные, обонятельные, вкусовые, слуховые, зрительные и другие «перцептивные прочтения» мира и их фантазийные варианты, функционирующие при сенсорно-аффективно-ментальном взаимодействии на разных уровнях осознаваемости, т.е. означаемые естественного языка требуют тела и эмоций для того, чтобы стать семантически функциональными»; «Семиозис как нейробиологическая способность человека возможен только на основе взаимодействия тела, мозга и культуры»; «Соотношение между языком и образом мира контролируется «достаточным семиозисом», который реализуется под контролем правил, устанавливаемых сообществом» (Залевская 2004, с. 57).
Анализируя работы У. Матураны, А. Менегетти, Л.М. Веккера, М.А. Холодной, Е.Э. Газаровой, А.А. Залевская делает вывод о том, что оперирование языковыми значениями невозможно в отрыве от единой перцептивно-когнитивно-аффективной памяти индивида, включенного в социум (и шире – в культуру).
Рассматривая теоретические гипотезы и отдельные экспериментальные наблюдения, В.А. Пищальникова делает вывод о необходимости установления общего принципа функционирования человека как живой самоорганизующейся системы. Этот интегративный принцип должен обусловливать все существенно важные типы функционирования человека в среде, в том числе и его языковое бытие. Такой принцип, как считает автор главы, представлен в трудах У. Матураны и Ф. Варелы и в разработанной ими концепции аутопоэза.
Таким образом, если рассматривать язык, пишет В.А. Пищальникова, как неотъемлемое свойство организации живой системы – человека, то параметры лингвистического объекта должны быть существенно изменены. Это, во-первых, требует детальной проработки различий между организацией и структурой языка как лингвистических понятий, во-вторых, изучение структуры языка может осуществляться только в коммуникативном процессе, в третьих, четкое разграничение характеристик изучаемого феномена и характеристик концептов, с помощью которых осуществляется его описание (с. 18).
Главным принципом концепции У. Матураны и Ф. Варелы, который обусловливает все существенно важные типы функционирования человека в среде, в том числе и его языковое бытие, автор считает существование рекурсивных динамических отношений между внутренним взаимодействием компонентов системы и взаимодействием системы со средой. Воздействие среды вызывает в живой системе компенсирующую структурную перестройку, стабилизирующую организацию системы. Эта структурная перестройка приводит к изменению характера существования системы в среде, следовательно, и качество среды. Этот постоянный процесс взаимных структурных изменений в живой системе и среде рекурсивно повторяется. Таким образом, можно полагать, что главный принцип взаимодействия живой системы со средой – принцип рекурсивности – реализуется и в речемыслительной деятельности.
Теория аутопоэза позволяет снять «проблему» избыточности языка. Согласно теории, самоорганизующаяся система производит изменения в себе самой вследствие структурной избыточности как свойства организации данной системы. Функциональная избыточность позволяет системе осуществлять определенную функцию сразу на нескольких участках, связанных между собой и осуществляющих взаимный контроль, тем самым усиливая свою надежность.
Теория аутопоэза, отмечает В.А. Пищальникова, позволяет ввести в науку еще одно представление об информации – понятии и без того неоднозначном. Информация в аутопоэзе не может быть рассмотрена как привычная «объективная данность», усваиваемая системой. Напротив, содержание информации полностью зависит от актуального состояния системы: оно существует лишь как процесс компенсации, обусловленный структурной динамикой системы. В этом свете может быть объяснена невосприимчивость индивида к той или иной актуальной с точки зрения других людей информации, а также отторжение содержания большого количества информации, производимой СМИ.
Как считает автор главы, на основе теории аутопоэза возможно и новое решение ряда прикладных задач психолингвистики. Если для самоорганизации и сохранения системы важно, как она компенсирует воздействия среды, то возможна разработка методик индивидуального приспособления к среде, без опоры на привычную для других людей систему репрезентантов «объективной действительности». Самоорганизация не требует с необходимостью ментальной репрезентации внешнего мира. Если психическая деятельность индивида реализует его способность к взаимодействию со средой (в том числе с другим человеком), то важно понять, что в этой деятельности (каждого конкретного индивида) служит основой интеракции. В этом случае возможно создание эффективных методик адаптации в социуме людей с разными психическими нарушениями.
В обзоре А.Г. Сонина «Теория аутопоэза и когнитивная лингвистика» представлена специфическая область когнитивных исследований, мало известная в современной лингвистике, проявляющей все больший интерес к поиску новых, «неструктурных» основ моделирования значения языкового знака, но при этом крайне важная в контексте этого поиска.
Речь идет об оригинальной концепции, разработанной в чилийскими биологами, – аутопоэзе, из всех когнитивных направлений наиболее последовательно противопоставляющим себя традиционной парадигме. Исходя из радикальной противоположности философских, идеологических, методологических основ аутопоэза другим направлениям когнитивистики, автор предваряет обращение к его ключевым категориям и понятиям общим анализом постулатов, определяющих исследования в русле когнитивных наук, чтобы на этом фоне наиболее выпукло представить оригинальность исследуемой парадигмы.
Важнейшей чертой, определяющей оригинальность аутопоэза, представляется отказ авторов концепции от традиционной Аристотелевой модели «вещь – мысль – слово», предполагающей дискретность внутренних ментальных объектов, соответствующую дискретности объектов внешних, познаваемых. А.Г. Сонин демонстрирует, что, «поместив мысль между миром дискретных объектов и универсумом дискретных языковых знаков, современные ученые приписывают дискретность и собственно мыслительной деятельности» (с. 25). Такой подход к значению языкового знака, перенос дискретности внешней на дискретность внутреннюю представлены в трудах самых авторитетных представителей когнитивной лингвистики. Например, проявляются в когнитивной грамматике Р. Ленекера и вторичных по отношению к ней построениях. Другими словами, критикуя модульную концепцию Дж. Фодора, когнитивная лингвистика охотно принимает другую его концепцию, связанную с постулатом о «языке мысли».
Другим подходом, повлиявшим на становление когнитивной лингвистики, выступает, согласно обзору, умеренный коннекционизм, представители которого «согласны с тем, что постулируемые авторами когнитивных моделей дискретные операции с дискретными же единицами, но полагают, что попытки трактовать эти научные построения как действительные единицы мышления, отыскиваемые по требованию в памяти, привели ученых к созданию недостаточно гибких для адаптации к изменяющимся внешним условиям моделей» (с. 27). Автор показывает при этом, что «несмотря на принципиальные разногласия между сторонниками традиционного когнитивизма и коннекционизма, их представители едины в признании репрезентации ключевым механизмом познавательных процессов. Другими словами, основа познания и успешной практической деятельности – создание внутренней мысленной карты объектов (свойств, процессов) внешнего мира. Как следствие, эффективность деятельности индивида находится в прямой зависимости от правильности составленной «карты», от точности соответствий между объективным устройством внешнего мира и соотнесенных с ним внутренних состояний» (с. 28). В связи с этим ценность аутопоэза видится автору в том, что он задает новый способ интерпретации объекта лингвистики, существенно отличающийся от принятого в когнитивном подходе, рассматривающем язык как систему кодирования, трансформирования и передачи информации, и, как следствие, объясняющем функционирование языка только на основе обращения к ментальным структурам. У. Матурана, создатель теории аутопоэза, считает, что постулирование ментальных состояний, служащих внутренней картой внешних объектов и состояний, – не единственный и, возможно, не самый продуктивный способ объяснения познавательных действий субъекта.
Впрочем, по мнению А.Г. Сонина, «антирепрезентационализм» теории аутопоэза – лишь одно из следствий более глубокой, сущностной ее характеристики: различие между традиционной семантической концепцией и теорией аутопоэза состоит в разной степени внимания, уделяемого генезу когнитивных функций. Автор обзора указывает, что «крайне трудно найти когнитивную теорию, в которой происхождение той или иной функции (способа функционирования) рассматривалось бы так же основательно, как ее актуальная форма» (с. 29), а теория аутопоэза, напротив, обращается к становлению механизмов познания, в систему которых включаются речевые действия. Ее авторы подчеркивают, что «познание не могло начинаться с репрезентаций – феномена, порождаемого познанием самого познания лишь на одном из этапов его эволюции. Поэтому задача, стоящая перед когнитивистами и специалистами по искусственному интеллекту, состоит не только и даже не столько в создании механизма, который бы воспроизводил познавательные операции, совершаемые человеком, сколько в построении искусственного организма, который бы сам порождал их в процессе жизнедеятельности» (там же). Теория аутопоэза нацелена на создание теоретического аппарата для моделирования искусственного интеллекта, который бы не только решал задачи, которые ставит человек, но и сам ставил перед собой задачи в зависимости от условий среды. В результате там, где когнитивизм и коннекционизм ищут причину когнитивных (в том числе речевых) действий в установлении семантических (преимущественно референциальных для первого и инференциальных для второго) отношений, представители чилийской школы, отказавшись от поиска объяснения феномену репрезентации и установления условий ее адекватности, сосредоточивают свои усилия на объяснении того, как и почему структура организма позволяет ему эффективно действовать в его среде.
Далее автор обзора показывает, как, оттолкнувшись от идеи неотделимости (и даже неотличимости) живой системы от процесса своего порождения, а также от акцентуации процессуального аспекта сущности когниции, теория аутопоэза приводит к рассмотрению языка в качестве реляционного феномена, что существенно отличает аутопоэтическую модель от той, что строится в когнитивной лингвистике с опорой исключительно на ментальные объекты.
Важно, что А.Г. Сонин отмечает сопоставимость идей чилийских биологов с базовыми положениями некоторых концепций отечественных ученых. В частности, аналогичные идеи автор находит в учении П.К. Анохина о функциональных системах и в психологической концепции А.Н. Леонтьева, а также в ряде работ, развивающих идеи, высказанные в этих теориях. Это упрощает понимание основных идей концепции аутопоэза для читателя, привыкшего ориентироваться на теории отечественных авторитетов.
Именно с обращением к идеям чилийской школы аутопоэза автор связывает особые надежды на построение оригинальной модели языка, учитывающей как данные современной психологии о ментальных объектах, так и данные о становлении человека через коммуникацию. В подтверждение своей позиции он показывает, каким образом последовательное использование принципов структурно-биологического подхода к исследованию языка/речи помогает раскрыть этот феномен как реляционный, возникающий во взаимодействии индивидов (автономных самоорганизующихся систем) и служащий в дальнейшем основой для построения объективной реальности (или, иначе, раскрытия модальности бытия объекта для человека) за счет осуществляемых в языке согласованных распознаваний. Последовательно, страница за страницей, автор проводит читателя от общих положений аутопоэза о взаимодействии организма и среды к значимым для лингвистики соображениям о месте языка в когниции.
Обзор «Теория аутопоэза и когнитивная лингвистика» – интересное исследование современного состояния исследований языка в когнитивных науках, сочетающее анализ философских и методологических проблем этого специфического подхода к изучению языка с изучением отдельных понятий.
В главе «Экспериментальные методы когнитивной лингвистики» М.К. Тимофеева указывает, что исследования в рамках когнитивной лингвистики различаются не только по принятию / непринятию ими интроспекции как допустимого научного метода, но и по типу избираемого для изучения аспекта языка. Спектр предметов исследования широк: от вопросов, не чуждых традиционной лингвистике, хорошо вписывающихся в мировоззрение лингвиста и теоретически предвосхищенных в трудах классиков языкознания (В. фон Гумбольдта, Э. Сепира и др.), до вопросов совершенно новых, на рассмотрение которых лингвисты никогда прежде не претендовали. В своем современном состоянии когнитивная лингвистика, отмечает М.К. Тимофеева, включает значительное количество экспериментальных исследований первого типа, цели которых ближе к традиционным семантическим интересам, чем к проблематике естественных наук. Это изучение концептов, категоризаций, прототипических эффектов, концептуальных структур (сфер, миров, пространств). В отечественном варианте когнитивной лингвистики этот круг исследований зачастую отождествляют с самой дисциплиной, фактически сводя ее к «когнитивной семантике» или «сверхглубинной семантике».
Требования, предъявляемые к эмпирическим исследованиям. В эмпирических исследованиях приоритетное значение, как считает М.К. Тимофеева, придается наблюдаемым фактам: именно они направляют ход работы (выдвигаемые гипотезы, используемые стратегии, методы, интерпретации). Набор данных, касающихся изучаемого языкового явления, должен быть как можно более обширным и представительным, а при его обработке желательно опираться на количественные методы. Это требование органично и для лингвистической практики исследования, традиционно придающей большое значение наблюдаемым языковым фактам.
Компьютерное моделирование как экспериментальное тестирование гипотез когнитивной лингвистики. Теория концептуальной интеграции, по мнению автора главы, обычно трактуется как способ представления творческих проявлений языковой деятельности (шуток, метафор, поэтических аллюзий, головоломок). Схематично эту теорию М.К. Тимофеева описывает так. Имеются два входных ментальных пространства (пространство-источник и пространство-цель), между ними устанавливается структурное соответствие на основе соотнесении с неким родовым (generic) пространством, задающим их базовые общие характеристики (каждое из трех пространств – это определенная совокупность элементов, связанных отношениями). Затем происходит концептуальное смешение (интеграция) входных пространств, то есть частичное отождествление их сходных структурных составляющих. В результате порождается новое пространство (его называют выходным пространством, смешанным пространством, блендом), обладающее неким новым (эмерджентным) смыслом, не сводимым к сумме смыслов входных пространств. Процессом конструирования смешанного пространства управляют определенные принципы оптимальности (с. 51).
Нейролингвистика как область экспериментальной проверки гипотез когнитивной лингвистики. Нейролингвистика позволяет исследовать, насколько та или иная когнитивная гипотеза пригодна для описания и объяснения данных, полученных при исследовании мозга. Как считает автор раздела, наиболее существенны два направления: 1. Изучение закономерностей (очередности, длительности, степени и т.д.) разрушения / восстановления различных языковых составляющих при афазиях, основывающееся на экспериментальном исследовании способности испытуемого использовать те или иные аспекты языка. 2. Установление корреляций между ментальными процессами и физико-химическими процессами мозга. В обоих случаях допустимо исследование любых уровней языка (фонологии, морфологии, семантики, прагматики) и широкого спектра проблем, включающего чтение, письмо, билингвизм, развитие языка, мультимодальность (А.Р. Лурия, Р.О. Якобсон, А.А. Леонтьев, Т.В. Черниговская и др.). Применимость бихевиористского эксперимента для изучения любых видов поведения, большой опыт проведения бихевиористских исследований в рамках психологии, психолингвистики и когнитивной науки, обусловливают активное обращение к данному методу в когнитивной лингвистике.
Исследования теории концептуального воплощения. Теория концептуального воплощения возникла как оппозиция по отношению к функционализму – взгляду на сознание (мышление) как на определенную функцию, которую принципиально можно реализовать в разных материальных носителях. В этом смысле сознание подобно комплексу компьютерных программ (software), реализуемых в компьютерах, обладающих разным физическим устройством (hardware). Основополагающие характеристики сознания считаются полностью независимыми от своего физического воплощения, «материала», являющегося носителем этого сознания. В этом же ракурсе видится и язык: манипулируя абстрактными символами (как в языках математики), человек конструирует значения слов и предложений, указывающих на разные составляющие мира (вещи, свойства, отношения). Основа такого конструирования (абстрактные символы, правила их соединения и связывания с миром) не зависит от биологической организации человека.
Изучение языковых средств описания пространственных соотношений. Языковые описания пространственных характеристик объектов используют для того, чтобы помочь слушателю найти эти объекты. Локализуемый объект, его называют целевым (target), соотносят с другим объектом, играющим роль ориентира (landmark) и называемым также референциальным объектом или релятом (relatum). Например, в предложении Велосипед находится рядом с домом целевой объект – велосипед, референциальный – дом. Второй обычно более стабилен, значителен по размеру, его местонахождение предположительно известно или легко обнаруживаемо.
Для локализации объектов могут использоваться три типа систем координат: 1) относительная, базирующаяся на точке зрения участника ситуации; 2) абсолютная, базирующаяся на характеристиках окружения (обычно это направление гравитации); 3) внутренняя, базирующаяся на предопределенных свойствах объектов внутри рассматриваемой ситуации.
В параграфе «Исследование когнитивных представлений ребенка» рассматриваются особенности и возможности проведения экспериментов по исследованию «доязыковых концептов» в сознании маленьких детей, еще не овладевших языком. Один из используемых методов – исследование процессов привыкания (habituation paradigm). Этот метод основан на экспериментальном манипулировании фиксацией взгляда. Ребенок, находящийся в нейтральном окружении, увидев новый предмет (стимул), начинает следить за ним. Если повторно показывать тот же предмет, то ребенок постепенно теряет к нему интерес, что проявляется в отведении взгляда. Этот метод можно использовать при работе с очень маленькими детьми, например, с двухмесячными. Манипулируя стимулами, исследователь может выяснить, какие различия ребенок способен уловить. Так исследуют способность ребенка различать лица, предметы (по форме, размеру, цвету), выявлять абстрактные пространственные отношения, характеристики движения (путь и способ). Все это дает богатый материал для изучения формирования концептуальных представлений, оценивания индивидуальных различий в познавательных процессах.
Эксперименты дают возможность исследовать формирование различий между способами категоризации пространственных отношений в разных языках.
Изучение мультимодальной коммуникации. Реальное использование языка включает телесные действия: жесты, мимику, движения глаз и т.д. Все эти действия можно рассматривать как моторные (обычно полисемантичные) знаки, как некую «телесную семиотику». В едином речевом процессе такие составляющие трудно отделимы друг от друга. Исследование модальностей коммуникации сталкивается с рядом сложностей, обусловленных мимолетностью движений, их тесной взаимосвязью друг с другом и со звуковой речью, необходимостью установления темпоральных отношений между речью и жестами, проблемой транскрибирования жестов (с учетом жестовых анафор, жестовой кореференции, жестовых перформативов) и т.д.
Интроспекция в экспериментальном исследовании. Среди перечисленных выше М.К. Тимофеевой классов бихевиористских экспериментов принципиально невозможно использовать интроспективные наблюдения испытуемого только при изучении когнитивных способностей детей в доязыковом периоде. Во всех остальных случаях обращение к интроспекции возможно. Отказ от этого обычно опирается на два довода: 1) человеку свойственно ошибаться относительно содержаний / состояний своего сознания, поэтому такие сведения необъективны; 2) интроспекция всегда индивидуальна, поэтому ее нельзя использовать в рамках воспроизводимого контролируемого эксперимента.
Т.А. Голикова
|
